 |
|
|
 |
||
/ Средства защиты / Оружие массового поражения / Ядерное оружие / Бомбардировка Хиросимы и Нагасаки / Свидетельство очевидца
Свидетельство очевидцаСвященник Джон Симес, профессор философии Токийского Католического Университета.До 6 августа бомбы, изредка падавшие на Хиросиму, не наносили больших повреждений городу. Множество городов вокруг, один за другим, были уничтожены, но Хиросима оставалась нетронутой. Почти ежедневно над городом можно было наблюдать самолеты, однако ни один из них не сбрасывал бомбы. Это вызывало всеобщее удивление и слухи о том, что американцы готовят что-то особенное. Но никто не мог и предположить, что конец может придти в таком виде, как утром 6 августа. Этот день начинался с солнечного и безоблачного утра. Около 7 часов раздался сигнал воздушной тревоги, который мы слышали почти каждый день и в небе показались несколько самолетов. Никто не обратил на это особого внимания, и около 8 прозвучал отбой. Я находился в своей комнате в Нагатцуке, полугодом ранее философское и теологические отделения нашей Миссии были эвакуированы сюда из Токио. Мое послушничество находилось приблизительно в двух километрах от Хиросимы, посредине обширной долины, простирающейся от приморских кварталов до гористых пригородов, через которую протекала река. Из моего окна открывался прекрасный вид вдоль долины к окраине города. Вдруг - по времени приблизительно в 8:14 - всю долину залил ослепительный свет, который имел сходство с магниевой вспышкой, используемой в фотографии, и я ощутил волну тепла. Я подпрыгнул к окну, чтобы отыскать причину этого поразительного явления, но увидел лишь сверкающий желтый свет. Направляясь к двери, мне даже не пришло на ум, что свет может быть как-либо связан с вражескими самолетами. На пути от окна я услышал умеренно громкий звук взрыва, который, казалось, докатился откуда-то издалека, и в то же время окно с грохотом разлетелось. Прошло, возможно, секунд десять со времени появления вспышки света. Меня осыпало осколками стекла. Все окно, вместе с рамой, влетело внутрь комнаты. Только тогда я понял, что это взорвалась какая-то бомба и подумал о том, что взрыв произошел прямо над нашим домом или в непосредственной близости от него. Из ран на руках и голове текла кровь. Я попытался выбраться через дверь. Ее заклинило от ударной волны. Я силой вышиб дверь и вошел в широкий коридор, ведущий ко множеству комнат. Все было перевернуто, окна разрушены, двери распахнуты. Книжные полки в коридоре сорвались вниз. Я не ощутил повторных взрывов, самолеты, кажется, улетели. Большинство моих коллег были ранены осколками стекла. Несколько из них хотя и были в крови, но ранения оказались легкими. Мне очень повезло, так как стена в моей комнате напротив окна была разодрана крупными кусками стекла. Мы проследовали к передней стене дома, чтобы увидеть место падения бомбы. Мы не увидели никаких следов, вроде кратера, но юго-восточная часть здания была значительно повреждена. Там не осталось ни дверей ни окон. Волна воздуха проникла в дом с юго-востока, однако он устоял. Здание было построено в японском стиле с деревянным каркасом, и было значительно укреплено нашим трудом, как мы часто делали в японских домах. Только вдоль церкви, граничащей с домом, рухнули три опоры (она была сделана наподобие японских храмов, целиком из дерева). Ниже по долине, примерно в километре по направлению к городу, горели несколько сельских домов и лес на противоположной стороне долины. Некоторые из нас побежали помочь справиться с огнем. Пока мы пытались расставить все на свои места налетел ураган. Над городом поднимались клубы дыма и слышались хлопки от небольших взрывов. Я пришел к выводу, что над долиной взорвалась зажигательная бомба с взрывчатым веществом особо сильного действия. Кто-то видел три самолета высоко в небе во врямя взрыва, я лично самолетов не видел. Примерно через полчаса после взрыва процессия людей устремилась вверх по долине прочь от города. Толпа постоянно увеличивалась. Некоторые заходили с дороги в наш дом. Мы оказывали им первую помощь и устраивали в церкви, которую тем временем очистили от обломков, и размещали их на отдых на соломенных матах, которыми устилают пол в японских домах. Некоторые имели сильные ранения конечностей и спины. Небольшое количество жира, которым мы располагали в военное время, скоро было использовано для помощи при ожогах. Отец Ректор, до вступления в орден изучавший медицину, помогал раненым, правда бинты и медикаменты закончились у нас довольно-таки скоро. Мы должны были довольствоваться лишь промывкой ран. К нам приходило все больше и больше раненых. Увеличилась и тяжесть ранений. Среди людей были и раненые солдаты и матери, несшие обожженных детей на руках. От фермеров из долины пришло известие: "Дома наполнены раненными и умирающими. Можете ли вы помочь, по крайней мере забрать самых тяжелых раненых". Раненые приходили из квартала на окраине Хиросимы. Они видели яркий свет, их дома обрушились и похоронили жителей под руинами. Те из них, кто находился на открытом пространстве мгновенно обожгли скрытые под одеждой или незащищенные части тела. Количество пожаров быстро росло, скоро они охватили весь район. Мы пришли к заключению о том, что эпицентр взрыва должен располагаться на границе города, около станции Йокогава, в трех километрах от нас. Мы беспокоились за отца Коппа, он в то же утро отправился на мессу к сестрам милосердия, работающих в детском доме на окраине города. Он все еще не вернулся. К полудню наша большая церковь и библиотека наполнились ранеными. Выход беженцев из города продолжался. Наконец, в час дня вернулся отец Копп вместе с сестрами. Их дом вместе со всем районом сгорел дотла. Копп был ранен в голову и шею, правая его ладонь была сильно обожжена. Он находился возле женского монастыря, направляясь к дому. Внезапно Копп увидел вспышку света, почувствовал волну тепла и на руке у него образовался большой волдырь. От взрыва вылетели окна. Кнопп решил - бомба упала в непосредственной близости. Монастырь, и другие деревянные строения, построенные нами, уцелели, правда скоро стало ясно, что дома сгорят из-за пожаров, начавшихся во множестве мест вокруг, подбирающихся все ближе и ближе, и не было воды поблизости. Еще было время чтобы спасти вещи из дома и вынести их на открытое место. Затем дом поглотило пламя и они начали прокладывать себе дорогу до нас вдоль берега реки и через горящие улицы. Вскоре пришли известия, что весь город уничтожен взрывом и охвачен пожаром. Что сделалось с настоятелем и тремя другими священниками, оказавшимися в центре города в Главной Миссии и Приходском доме? Мы не могли поверить, что действие бомбы может охватить весь город. Еще мы не хотели идти в город за исключением крайних обстоятельств, так как жители могли учинить расправу над любыми иностранцами, которые воспринимались как наблюдатели их бедствий или как шпионы. Отец Столт и отец Эрлингхаген отправились к дороге, все еще наполненой людьми и перенесли тяжелораненых, находившихся у обочины, во временный медпункт в сельской школе. Раны обрабатывали йодом, но они оставались непродезинфецированными, не было ни мазей ни других терапевтических средств. Некоторые ложились прямо на пол и мы нечем не могли помочь им. Что может сделать человек, когда отсутствуют элементарные лекарства? В этих обстоятельствах практически невозможно помочь им. Среди прохожих было много раненных. Бесцельными, бессмысленными действиями, обезумевшие от величины бедствия, многие их них бросались организовывать помощь по собственной инициативе. Они беспокоились только о состоянии своих собственных семей. В течении этих дней для нас стало ясно, что японцы обнаружили недостаток инициативы, готовности и организационных навыков в случае катастроф. Они отказались от выполнения любых спасательных работ, когда кого-то можно было спасти совместными усилиями, и фаталистически позволяли несчастью идти своим чередом. Когда мы просили их выполнить часть спасательных работ, они делали все охотно, но их собственная инициатива оказалась очень низкой. Около четырех часов дня, студент-богослов и двое детсадовских детей, живших в Приходском доме и соседних зданиях, которые сгорели дотла, пришли и сообщили, что настоятель ЛаСалл и отец Шифе серьезно ранены и нашли прибежище в парке Асано, на берегу реки. Ясно было, что мы должны были принести их, так как они слишком слабы, чтобы прийти сюда сами. Поспешно, мы достали двое носилок и семеро из нас направились к городу. Отец Ректор сопровождал нас с едой и медикаментами. Ближе к городу, наш путь осложнили более веские доказательства разорения. Все дома на окраине города серьезно разрушены. Многие рухнули или сгорели дотла. Далее, почти все из жилищ были затронуты огнем. Там, где стоял город, образовался гигантский обгоревший шрам. Мы шли вдоль набережной среди горевших и дымящих руин. Дважды мы форсировали реку из-за жара и дыма на улице. Ужасно обгоревшие люди делали знаки нам. Вдоль улицы встречалось множество мертвых и умирающих. На мосту Мисаси, который вел в центральную часть города, мы встретили длинную процессию обожженных солдат. Они еле шли с помощью палок или выносились своими менее тяжело раненных товарищами... бесконечная процессия горемык. Заброшенные, на мосту стояли, опустив головы, несколько лошадей с большими ожогами на их боках. Вдали, бетонное здание местной больницы оказалось единственным зданием, оставшимся стоять. Изнутри же оно выгорело полностью. Эти сцены как вехи, провожающие нас на нашем пути. Наконец, мы достигли входа в парк. Большая часть населения нашла прибежище здесь, но даже деревья в парке горели в нескольких местах. Дорожки и мостики были перегорожены стволами упавших деревьев и оказались почти непроходимыми. Нам рассказали, что сильный ветер, который мог явиться результатом жара сгорающего города, выкорчевал большие деревья. Стало достаточно темно. Только пожары, которые еще бушевали в некоторых местах вдали, давали небольшой свет. В дальнем углу парка, на самом берегу реки, мы наконец наткнулись на наших коллег. Отец Шифе был на земле, бледный как приведение. У него была глубокая рассеченная рана за ухом и он потерял так много крови, что мы обеспокоились за его шансы выжить. Настоятель страдал от глубокой раны голени. Отец Сейслик и отец Клейнсорг имели легкие ранения, но были полностью истощены. Подкрепляясь взятой нами едой, они рассказывали нам об своих впечатлениях. Находясь в своих комнатах в Приходском доме - было четверть девятого, в точности то же время, когда мы услышали взрыв в Нагатцуке - когда появился яркий свет и тотчас за ним звук разбивающихся стекол, стен и мебели. Посыпался град осколков стекла и обломков. Отца Шифе завалило частью стены и сильно поранило голову. Настоятеля зацепило множеством обломков в спину и нижние конечности, которые обильно кровоточили. В комнатах все было перевернуто, но деревянный каркас дома остался целым. У них сложилось то же самое впечатление, что и у нас в Нагатцуке: что бомба взорвалась в непосредственной близости. Церковь, школа и другие рядом расположенные здания рухнули одновременно. Под развалинами школы дети плакали о помощи. Их удалось освободить с огромным трудом. Еще несколько людей были спасены из под развалин соседних жилищ. Даже Настоятель и отец Шифе, несмотря на их раны, оказывали помощь остальным и в ходе этого потеряли множество крови. "Тем временем, пожары, начавшиеся на некотором отдалении, бушевали все ближе, так что становилось ясно, что все скоро поглотит огонь. Несколько вещей было вынесено из Приходского дома и закопано на участке перед церковью, но особо ценные и необходимые, которые должны находиться в готовности на случай пожара не отыскались из-за происходившего всеобщего беспорядка. Настало крайнее время для бегства, так как подступающее пламя почти не открывало проходов. Фукай, секретарь Миссии, полностью лишился разума. Он не хотел покидать дом и объяснял, что не хочет пережить уничтожение его родины. Он совершенно не был ранен. Отец Клейнсорг оттащил его от дома на своей спине и его силой увели. Многие попали в западню под обломками собственных домов вдоль дороги и кричали, чтобы их спасли от надвигающегося огня. Они были предоставлены своей судьбе. Путь до места в городе, куда люди хотели спастись, не был долго открыт и они должны были направляться в парк Асано. Фукай не хотел идти дальше и держался позади. В парке, мы укрылись на берегу реки. Начался очень сильный ураган, он вырывал большие деревья и поднимал их в воздух. Когда он достиг воды, образовался водяной смерч приблизительно стометровой высоты. Буйство шторма счастливым образом прошло мимо нас. На некотором расстоянии вдали, однако, где укрылись множество беженцев, многих унесло в реку. Почти все, кто были рядом, были ранены и имели потерянных родственников, которые остались под руинами или лишились зрения во время взрыва. Помощь раненым отсутствовала и некоторые умирали. Никто не обращал никакого внимания на лежащие по соседству трупы." Транспортировка наших собственных раненных оказалось сложным делом. Было невозможно как следует перевязать раны в темноте и они начали истекать кровью снова после легкого движения. Пока мы несли их на трясущихся носилках в темноте через упавшие деревья, они испытывали невыносимую боль из-за движения и теряли опасно большое количество крови. Нашим ангелом спасения в этой трудной ситуации стал японский протестантский пастор. Он привел лодку и предложил перевезти наших раненных вверх по реке до места, где передвижение легче. В начале, мы опустили носилки с отцом Шифе в лодку и двое из нас сопровождали его. Мы планировали вернуть лодку назад за Настоятелем. Лодка возвратилась спустя полчаса и пастор попросил нескольких из нас помочь в спасении двух детей, которых он видел в реке. Мы спасли их. Они имели тяжелые ожоги. Вскоре их бросило в озноб и они скончались в парке. Настоятель был переправлен в лодке таким же способом, как отец Шифе. Студент-теолог и я сопровождали его. Отец Сейслик полагал себя вполне способным для пешего перехода в Нагатцуку с нами, но отец Клейнсорг не мог идти так далеко и мы оставили его позади, пообещав вернуться за ним и экономкой завтра. С другого берега реки донеслось ржание лошадей, которым угрожал огонь. Мы высадились на песчаную отмель, выдававшуюся из берега. Она была полна раненных, нашедших здесь прибежище. Они вопили о помощи для них, боящихся утонуть, так как река может подняться с приливом и затопить песчаную отмель. Сами они были слишком слабы для передвижения. Однако, мы должны были спешить и наконец достигли места, где ожидала группа с отцом Шифе. Сюда спасательный отряд доставил большую коробку свежей рисовой выпечки, но никого не было, чтобы раздать ее многочисленным раненным, лежащим рядом. Мы распространили булки среди соседей и подкрепились сами. Раненные просили воды и мы оказали помощь нескольким. Издали слышались крики о помощи, но мы не могли преодолеть развалины, из-за которых они доходили. Подразделение солдат шло вдоль дороги и их офицер заметил, что мы разговариваем на странном языке. Он моментально вытянул меч, потребовал объяснений, кто мы такие и угрожал изрубить нас. Отец Лоурес-младший схватил его руку и объяснил, что мы немцы. Наконец мы успокоили его. Он думал, что мы могли быть американцами, спустившимися на парашютах. Молва о парашютистах распространялась по городу. Настоятель, одетый только в рубашку и брюки, жаловался на чувство холода, несмотря на теплую летнюю ночь и жар от горящего города. Один из нас, у кого был пиджак, отдал ему его и в добавок, я отдал собственные брюки. Мне казалось более удобным быть без них в такой жаре. Тем временем наступила полночь. Так как нас было недостаточно, чтобы снабдить каждые носилки четырьмя крепкими носильщиками, мы решили сначала отнести отце Шифе к окраине города. Отсюда, другая группа носильщиков возьмет его до Нагатцуки; остальные вернуться назад для спасения Настоятеля. Я стал одним из носильщиков. Студент-теолог шел впереди, чтобы предупреждать нас о множестве проводов, балок и фрагментов зданий, преграждавших дорогу и которые невозможно было видеть в темноте. Несмотря на все предосторожности, наше продвижение происходило с заминками и ноги путались в проводах. Отец Краер упал и увлек носилки вслед за собой. Отец Шифе наполовину лишился сознания от падения и рвоты. Мы прошли раненных людей, одиноко сидевших среди раскаленных руин и которых я уже видел на пути к центру города. На мосту Мисаси мы столкнулись с отцом Таппе и отцом Лахмера, пришедших, чтобы встретить нас из Нагатцуки. Они вытаскивали семью из обломков рухнувшего дома в пятидесяти метрах от дороги. Отец семейства уже был мертв. Они вытащили двух девочек и поместили их у обочины. Их мать все еще была погребена под обломками. Они хотели закончить спасение и затем поспешить на встречу с нами. На окраине города, мы положили носилки и оставили двоих дожидаться, пока не подойдут люди из Нагатцуки. Остальные повернули назад за Настоятелем. Большинство из руин уже догорели. Темнота тут же скрыла множество лежащих на земле силуэтов. Только изредка при нашем быстром продвижении мы слышали крики о помощи. Кто-то отметил, что характерный горелый запах напоминает ему запах сожженных трупов. Торчащие, сидящие на корточках фигуры, которые мы прошли ранее, все еще были здесь. Транспортировка на носилках, сооруженных из досок, должна была быть очень болезненной для Настоятеля, чья спина была полностью усеяна кусками стекла. В узком проходе на краю города, машина вынудила нас сойти с дороги. Носильщики с левой стороны упали в двухметровой глубины канаву, которую они не заметили в темноте. Настоятель скрыл свою боль за дежурной шуткой, но развалившиеся носилки уже нельзя было нести далее. Мы решили подождать, пока Кинжо доставит тележку из Нагатцуки. Он вскоре вернулся с нею, вытащенной из разрушевшегося здания. Мы поместили Настоятеля в повозку и повезли его остаток дороги, стараясь как это возможно избегать выбоин на пути. Около половины пятого утра мы, наконец, прибыли в Нагатцуку. Наша спасательная экспедиция продолжалась почти двенадцать часов. Обычно, дорога до города и обратно занимала часа два. Двое наших раненных сейчас были хорошо перевязаны. Я поспал часа два на полу; мою кровать занял кто-то другой. Затем я прочитал мессу, было 7-е августа - годовщина основания нашего общества. После нее мы принялись за доставку отца Клейнсорга и других знакомых из города. Мы снова вышли в путь уже с ручной тележкой. Яркий день открыл ужасающую картину, частично укрытую мраком прошлой ночи. Где стоял город, везде, на сколько хватало глаз, простирались руины и пепел. Устояли лишь несколько скелетов полностью выгоревших изнутри зданий. Берега реки были усеяны мертвыми и раненными, и поднявшаяся вода кое-где скрыла их тела. На широкой улице в направлении Хакасимы лежали многочисленные обнаженные обгорелые трупы. Среди них попадались и все еще живые. Несколько заползло под выгоревшие трамваи и автомобили. Страшно изуродованные силуэты давали знаки нам и затем изнемогали. Пожилая женщина и девочка, которую она тянула за собой, спускались по нашей улице. Мы разместили их на тележке и покатили до госпиталя, чей вход превратился в перевязочный пункт. Здесь раненные лежали прямо на полу, ряд за рядом. Перевязаны были только самые большие раны. Мы перевезли еще солдата и старушку сюда, но мы не могли переместить каждого, кто лежал под солнцем. Это было бы нескончаемо и сомнительно, могли ли те, кого мы отвезли бы до перевязочного пункта поправиться, ибо даже там отсутствовала какая-либо фактическая помощь. Позднее, мы убедились, что пострадавшие днями лежали в коридорах госпиталя и там умирали. Нам нужно было идти к месту встречи в парке и раненные остались предоставленными собственной судьбе. Мы направили свой путь к месту, где стояла церковь, чтобы выкопать те вещи, которые вчера закопали. Они остались неповрежденными. Все остальное сгорело полностью. В развалинах, мы нашли несколько расплавленных остатков святой посуды. Добравшись до парка, мы погрузили экономку и мать с двумя детьми на тележку. Отец Клейнсорг окреп достаточно, при поддержки брата Нобахары, для пешего перехода до дома. Путь обратно снова проходил мимо раненных и мертвых в Хакасиме. Снова не было признаков спасательных экспедиций. На мосту Мисаси все еще оставалось семейство, спасенное вчера из-под обломков отцами Таппером и Лахмером. Кусок жести служил им защитой от солнца. Мы не могли взять их с собой, наша повозка была занята. Дав им и тем кто неподалеку напиться воды, мы решили спасти их позднее. В три часа дня мы вернулись в Нагатцуку. После нескольких глотков и небольшого подкрепления, отцы Столт, Лахмер, Эргингхаген и я отправились за семьей на мосту. Отец Клейнсорг сказал, что нам нужно так же спасти двух детей, оставшихся без матерей и лежавших поблизости от него в парке. По дороге нас приветствовали незнакомцы, замечавшие, что мы идем с миссией милосердия и одобрявшие наши усилия. Теперь встречались группы людей, выносивших раненных на носилках. Когда мы подошли к мосту, семейство уже покинуло его. Их вполне могли увезти за это время. Там была работающая группа солдат, которая выносила жертв вчерашнего дня. Истекло более тридцати часов, пока появились первые организованные спасательные отряды. Мы нашли обоих детей и вывезли их из парка: уцелевшего шестилетнего мальчика и двенадцатилетнюю девочку с ожогами около головы, рук, ног и лежавшую тридцать часов в парке без медпомощи. Левая сторона ее лица и левый глаз были полностью покрыты кровью и гноем, так что мы подумали, что она лишилась глаза. Когда позднее мы промыли раны, оказалось глаз цел и веки просто слиплись вместе. На пути домой, мы взяли с собой другую группу из трех беженцев. Однако, сперва они хотели узнать нашу национальность. Они тоже опасались, что мы могли бы быть спустившимися на парашютах американцами. Когда мы прибыли в Нагатцуку уже стемнело. Мы взяли под нашу заботу пятьдесят беженцев, потерявших все. Большинство из них были ранены и немало имели опасные ожоги. Отец Ректор лечил ранения как мог с теми скудными медикаментами, которыми мы располагали. Люди даже с небольшими ожогами были очень слабы и все страдали от диареи. В сельских домах по соседству почти везде так же находились раненные. Отец Ректор делал ежедневные обходы и выступал в качестве старательного доктора и доброго самаритянина. Эта работа, в глазах людей, была большей поддержкой христианства, чем весь наш труд в течении предыдущих долгих лет. Трое тяжело обожженных скончались в нашем доме в следующие несколько дней - неожиданно пульс и дыхание прекращались. Конечно, такое маленькое количество смертей являлось свидетельством нашего тщательного ухода. В государственных станциях помощи и больницах погибала целая треть или половина пациентов. Они лежали около госпиталей практически без помощи и процент смертности был очень высок. Всего не хватало: докторов, помощников, бинтов, медикаментов и.д. На перевязочном пункте в школе в соседней деревне группа солдат несколько дней ничего не делала, за исключением выноса и кремирования трупов за школой. В течении следующих нескольких дней, похоронные процессии следовали мимо нашего дома с утра до ночи, наполняя покойными небольшую долину рядом. Там, в шести местах, сжигали трупы. Люди приносили свои собственные дрова и сами устраивали кремацию. Отец Лахмер и отец Лоурес нашли мертвого человека в близлежащем доме, уже раздувшегося и источавшего ужасный запах. Они отвезли его в эту долину и сожгли. Даже поздно ночью, маленькая долина была освещена похоронными кострами. Мы проявляли систематические усилия для розыска наших знакомых и семей укрытых у нас беженцев. Часто, по прошествии нескольких недель, кто-то находился в отдаленной деревне или больнице, но от большинства не было вестей - они, по-видимому, скончались. Мы были рады обнаружить мать двоих детей, найденных нами в парке, которой удалось избежать смерти. Через три недели она снова увидела своих детей. Огромная радость воссоединения смешалась со слезами по тем, кого не суждено больше увидеть. Размах бедствия, случившегося с Хиросимой 6-го августа, очень медленно укладывался в моей голове. Я пережил катастрофу и видел ее только во взблесках, которые лишь постепенно слились в единую картину. Что же в действительности одновременно произошло целиком со всем городом: как результат взрыва бомбы в 8:15, почти весь он был уничтожен одним ударом. Только небольшие окраинные районы в южной и восточной частях избежали полного разрушения. Бомба взорвалась над центром города. Из-за ударной волны, небольшие японские дома в диаметре пять километров, которые представляли 99% города, рухнули или взлетели на воздух. Те, кто находился в домах оказались погребены под руинами. Те, кто находился на открытом пространстве получили ожоги от контакта с огнем или лучами, испущенными бомбой. Там где имущество было сильно поражено, появлялись пожары. Они быстро распространялись. Тепло, поднимавшееся из центра, создало ураган, который помог огню овладеть всем городом. Заваленные под руинами люди, не могущие быстро освободиться, и те, кого поймал огонь, погибли. За шесть километров от центра взрыва все дома были повреждены, а многие рухнули и загорелись. Даже на удалении 15 километров разбивались стекла. Говорили, что вражеские самолеты распылили взрывчатку и зажигательное вещество над городом, а затем породили взрыв и возгорания. Некоторые утверждали, что они видели самолеты, сбросившие на парашютах что-то, что взорвалось на высоте 1 000 метров. Газеты называли бомбу "атомной бомбой" и отмечали, мощь ее заряда произошла от взрыва атомов урана, и что в результате этого испускались гамма-лучи, но никто не знал ничего более определенного касательно устройства бомбы. Сколько людей стали жертвой этой бомбы? Выжившие в катастрофе определяют число смертей по крайней мере как 100 000. Хиросима имела население в 400 000. Официальная статистика говорит о 70 000 смертей к 1-му сентябрю, не считая пропавших без вести... и о 130 000 раненных, среди них о 43 500 раненных тяжело. Оценки, сделанные нами самими на основании групп людей, известных нам, показали, что число в 100 000 смертей не слишком завышено. Рядом с нами было два барака, в каждом из которых жили 50 корейских рабочих. В день взрыва, они работали на улицах Хиросимы. Выжившими в один барак вернулось четверо, в другой - шестнадцать. 600 учениц протестанской школы работали на фабрике, откуда возвратилось только 30-40. Большинство из деревенских семей в окрестности потеряли одного или более человека, кто работал на предприятиях в городе. Наш сосед, Тамура, потерял двоих детей и сам получил большую рану ибо, так случилось, он оказался в городе в тот день. Семья нашего чтеца потеряла двоих, отца и сына; таким образом, семья из пяти человек теряла по крайней мере двоих, считая только умерших и тяжело раненных. Умерли мэр, глава центрального японского округа, комендант города, корейский принц, размещенный в Хиросиме в качестве офицера и множество других высокопоставленных лиц. Из профессуры Университета, двадцать два были убиты или тяжело ранены. Особенно сильно пострадали солдаты. Саперно-строительный полк был почти полностью уничтожен. Его казармы находились рядом с центром взрыва. Тысячи пострадавших, скончавшихся позднее, несомненно можно было бы спасти, получи они должное лечение и уход, но спасательные работы во время трагедии такого масштаба невообразимы; так как целый город был сметен одним ударом, все приготовленное для спасения оказалось потеряно и не оказалось никаких запасов в окраинных районах. Многие из раненных так же скончались из-за недоедания и, следовательно, нехватки сил на выздоровление. Имевшие достаточно сил и получавшие хорошую медицинскую помощь медленно залечивали ожоги, причененные бомбой. Однако, были и случаи, когда неожиданно умирали те, для которых прогноз казался оптимистичным. Так же, некоторые из получивших незначительные ожоги умирали за неделю или позднее, после воспаления глотки и полости рта. Сначала мы думали, что это последствия вдыхания вещества бомбы. Позднее, комиссия обосновала тезис, что во время взрыва выходили гамма-лучи, после чего внутренние органы оказывались повреждены способом, до некоторой степени напоминающим последствия рентгеновского облучения. Это создавало уменьшение числа белых кровяных телец. Только в нескольких случаях, известных мне лично, люди, не получившие никаких ожогов, позднее умирали. Отец Клейнсорг и отец Сейслик, находившиеся недалеко от центра взрыва, но не получившие ожогов, стали слабеть где-то через четырнадцать дней после взрыва. До этого времени небольшие рассеченные раны заживали нормально, но после, те ранения, которые все еще не зажили, стали хуже и до настоящего времени (в сентябре) не вылечились полностью. Посетившие врачи диагностировали у них лейкопению. Таким образом, кажется вполне правдоподобным утверждение, что радиация имеет некоторое действие на кровь. Я же придерживаюсь мнения - их общее недоедание и ослабленное состояние частично ответственны за эти симптомы. Были толки о испускании руинами города смертельных лучей и что рабочие, пришедшие туда для помощи в расчистке, скончались, и центральный район возможно будет непригоден для жилья некоторое время. Сомневаюсь, являются ли такие разговоры правдой, я и другие, кто были в разрушенной зоне несколько часов вскоре после взрыва, не испытали никаких пагубных последствий. Никто из нас в те дни не слышал о каких-либо вспышках против американцев у японцев, не было и никаких проявлений мстительного духа. В Японии перенесли этот страшный удар как часть рока войны... нечто, что должно претерпевать без недовольства. В течении этой войны я отмечал относительно небольшую ненависть к союзникам непосредственно у населения, хотя пресса использовала случай для вызова таких настроений. После побед в начале войны, на врага в значительной степени смотрели свысока, но когда наступление союзников набрало силу и особенно после прихода грандиозных B-29, технический уровень Америки стал предметом удивления и восхищения. Следующий эпизод показывает дух японцев: несколько дней спустя после атомной бомбардировки, ректор Университета пришел к нам утверждая, что японцы были готовы уничтожить Сан-Франциско бомбой такой же эффективности. Было сомнительно, что он сам верил в то, что говорил. Просто он хотел удивить иностранцев тем, что японцы были способны на такие же открытия. В своей националистической гордости, он говорил, убеждая сам себя. Еще японцы объявили, будто принцип новой бомбы - японское открытие. Только недостаток материалов, они говорили, помешал ее созданию. В это же время, немцы объявляли о передаче открытия на следующую ступень и нахождении около начала такой бомбардировки. Считалось, американцы узнали секрет от германцев и довели бомбу до стадии промышленной сборки. Мы обсуждали между собой нравственность применения атомной бомбы. Некоторые относили ее к той же категории, как и отравляющий газ и возражали против применения бомбы в отношении мирного населения. Другие придерживались убеждения, что в тотальной войне, какая велась в Японии, не существует разницы между гражданским населением и солдатами, а сама бомба была эффективным средством закончить кровопролитие, предвестником капитуляции Японии и, таким образом, избежания всеобщего разрушения. Мне кажется логичным, что те, кто поддерживает всеобщую войну на уничтожение, в принципе не сетуют на действия против мирного населения. Трудность вопроса - может ли быть оправдана такая война в своей текущей форме, даже если она преследует праведные цели. Не имеет ли это материальное и духовное зло последствий, далеко превосходящих любую возможную пользу? Когда наши философы смогут дать ясный ответ на этот вопрос? | 
| |||||||
| Copyright © 2007. Ваши замечания и предложения направляйте на info@himza.ru |